Возвращение с того света

Студенты Уральского политехнического института (УПИ) в февральские каникулы 1962 г. собрались идти в горы Полярного Урала.

Ничего удивительного – шла эпоха туристских открытий, поэтому любая уникальная идея могла увлечь каждого. Правда, всерьёз по зимней тундре тогда ещё никто не путешествовал, и официально оформить подобный маршрут в МКК было непросто. Конечно, в зимней палатке без печки ребята ночевали не раз, но в основном это были походы по тайге, когда наутро можно было согреться около жаркого костра. Иногда ночевали и выше зоны леса, хотя в горах приходилось не столько спать, сколько постоянно тормошить своих соседей, не давая друг другу сильно замёрзнуть. Да и могло ли быть иначе, если теплоизолирующих ковриков («пенок») ещё никто не придумал, а под хорошим личным снаряжением понимался штормовой костюм из брезента, ватиновый спальный мешок и самая обыкновенная телогрейка. На обладателя меховой безрукавки или собственного, а не взятого в прокате «абалаковского» рюкзака смотрели с завистью. Пределом мечты любого туриста считалась пуховка, обшитая цветной парусиной, ведь никаких современных утеплителей и синтетических тканей в ту пору не существовало.

Что же касается безлесных зимних ночлегов того времени, то прийти в себя даже после одного подобного «отдыха» туристам удавалось только в спасительной тайге, где у костра можно было хоть как-то подсушить влажные заиндевевшие вещи. А тут спортсмены УПИ замахнулись на маршрут, проходящий целиком по безлесной тундре.

И если в лицо их уважительно называли первопроходцами, то за спиной многие выразительно крутили пальцем около виска, отпуская характерные эпитеты, из которых «авантюристы» или «психи» были самыми безобидными. Душой и организатором этого похода по зимней тундре был студент строительного факультета Гена Птицын – в будущем известный уральский архитектор Геннадий Александрович, мастер спорта по туризму и на протяжении многих лет председатель Свердловской городской МКК.

Вот с его рассказом мне и хотелось бы познакомить современных любителей лыжных походов.

Чтобы не слишком зазнавались от собственных достижений.

Конечно, в моём изложении могут встретиться какие-то неточности, но я постарался пересказать события 1962 г. именно так, как впервые услышал о них от самого Г.Птицына ровно через 10 лет после того легендарного похода.

Итак, слово Геннадию Птицыну.

Маршрут и снаряжение

– Конечно, все догадывались, что осваивать зимнюю тундру пытаемся не только мы. Но никаких сведений о любителях Крайнего Севера из других городов у нас тогда просто не было. Ведь в эпоху СССР подобная информация накапливалась только в столице, а мы находились в Свердловске и были обычными студентами старших курсов. Правда, даже у нас ходили слухи о том, что несколькими годами раньше под Кокпельским перевалом потерпела неудачу группа известного мастера Сергея Болдырева.

Но о деталях того похода москвичей по Полярному Уралу мы ничего не знали, так же как и о других подобных попытках туристов Ленинграда и Воркуты.

Для первого раза решили попробовать пройти от посёлка Елецкий к горному массиву Пай-Ер. Теперь это классика лыжного туризма, а в 1962-м о подобных зимних маршрутах нам вообще никто ничего сказать не мог. Но мы всё-таки пошли. Ориентировались по обычной карте «миллионке» (в 1 см – 10 км), лучше которой для того района у туристов СССР просто ничего не было.

Конечно, из опыта собственных походов по Северному Уралу и из книг полярников мы неплохо представляли, как и в чём нам надо идти, как ставить лагерь и как защищать от ветра палатку. Было понятно, что в феврале за Полярным кругом нас ожидают очень короткий световой день, постоянные морозы и сильные ветры. Из этого мы и исходили.

Ночевать решили в двух перкалевых палатках-«памирках», которые соединили между собой небольшим тамбуром. Именно так уже ходили до нас на Приполярный Урал несколько групп из Свердловска. Для защиты от снега под дно палаток мы собрались подкладывать полиэтилен, а под спальные мешки – ещё и листы толстого поролона. Групповые спальные мешки сшили сами из старых чехлов для авиационных моторов.

Достать их помогли знакомые, работавшие в то время в местном аэропорту.

Мы уже знали, что ночью от нашего дыхания на внутренних скатах палатки будет образовываться много изморози, которая неизбежно станет осыпаться вниз и таять на спальных мешках. Для защиты от этого мы решили накрывать спальники сверху ещё одним слоем полиэтилена. Ничего более удачного придумать не удалось. Никто же не знал, что со временем туристы изобретут специальный дополнительный палаточный слой из тонкого капрона. А тогда и капрона-то никакого не было. Все пользовались самым обычным брезентом.

Незадолго до отъезда мы провели полноценную тренировку со всем походным снаряжением, выбрав для своей

«зимней тундры» небольшой пустырь во дворе студенческого общежития. Переночевали весьма неплохо, убедившись, что существовать в подобных условиях можно. Правда, кое-что из снаряжения всё-таки пришлось доработать.

С этим и выехали в Заполярье.

Старт из Елецкого

Приехав в посёлок Елецкий, мы расположились на небольшом вокзале и самым тщательным образом начали готовиться к выходу на маршрут. Местные власти и все жители нас дружно отговаривали, пугали и всерьёз угрожали арестом, хотя реально запретить поход никто не мог.

Ведь наши маршрутные документы были в полном порядке. Зато после общения с населением нам пришлось сделать два очень важных вывода.

Во-первых, выяснилось, что даже местные профессиональные охотники крайне редко уходят из посёлка в зимнюю тундру. Это считается слишком опасным. Тем более, что хороших ездовых собак или оленей отыскать в окрестностях Елецкого очень трудно. Снегоходы же «Буран» стали производить в СССР лишь с 1971 г.

Во-вторых, стало понятно, что до нас никакие туристы никогда не уходили из Елецкого в сторону зимних гор. А ведь в хорошую погоду Полярный Урал виден из посёлка невооружённым глазом. Подобный факт не вызывал у нас никакого чувства особой гордости. Наоборот – это сильно настораживало.

Нашу группу провожало почти всё население посёлка, у многих женщин были видны слёзы на глазах. Мы поняли, что они смотрят на нас, как на молодых самоубийц, и это никого не радовало.

На всякий случай ещё дома решили в первый день далеко от посёлка не уходить, поэтому движение по маршруту начали ближе к полудню. Ничего особенного: мороз – как мороз, а ветер – как ветер, только из-за зимних ураганов снег уплотнился до состояния мёрзлого грунта, а никакого леса вокруг не было вообще. Встречались, конечно, отдельные чахлые лиственницы и кустики, но чувства защищённости они не создавали.

Часа через три ветер усилился, погода начала портиться. Постепенно видимость почти пропала, и мы решили вставать на свой первый тундровый ночлег. С помощью обычных ножовок выпилили из твёрдого снега мощные снежные блоки, и под их защитой соорудили лагерь.

Заснули вполне спокойно, вспоминая с улыбкой об уютной «домашней тундре» в самом центре Свердловска…

Пурга

Глубокой ночью проснулись все разом от жуткого рёва ветра – началась пурга. Насквозь промороженный палаточный перкаль грохотал, как кровельное железо, а иней, который, как предполагалось, должен был спокойно оседать на внутренних скатах палатки, осыпался вниз и равномерно припудривал нас с головы до ног. При наиболее сильных порывах палатку приходилось старательно удерживать весом собственных тел. Стихия бушевала на полную катушку, причём всё это происходило под прикрытием хорошей снежной стенки.

Что же творилось в открытой тундре, невозможно было даже представить.

Так прошли почти трое суток. Мы буквально оглохли от пушечного грома палаточных скатов, с которых на нас постоянно сыпался мелкий иней от нашего дыхания. Мы ведь пока ещё дышали, и это нас вполне устраивало. Но мы не только дышали, но ещё иногда хотели пить и даже есть. Во время приготовления пищи из-за работающей кухни снег на скатах и иней внутри палатки таяли, выпадая на наши спальные мешки каплями дождя. Зато, как только мы гасили примусы, это мокрое безобразие начинало замерзать. Так палаточный перкаль постепенно превращался в гремящую ледяную кровлю, а спальные мешки – в подобие саркофагов…

На третьи сутки пурга начала стихать, и в воздухе повис вполне закономерный вопрос о том, что же нам делать дальше.

Мнения разделились.

Любопытно, что возвращаться в Свердловск никто не собирался, хотя все прекрасно понимали, что побывали буквально на волосок от холодной смерти. Об этом мы тогда просто не говорили. Наиболее горячие головы предлагали сразу же продолжать движение по марш руту, хотя более умеренные энтузиасты были согласны вначале немного прийти в себя и только после этого идти дальше. Но зимний февраль – это не весенний апрель, когда промокшее снаряжение можно подсушить прямо на солнце. В итоге победил здравый смысл, и мы повернули обратно в Елецкий обогреться, обсушиться и кое-что отремонтировать. А потом все хотели вновь выходить на тот же самый маршрут, пускай и по самому сокращённому варианту.

Могу только поблагодарить своих друзей за то, что ни у кого из них тогда не возникло ни малейших сомнений…

Возвращение

Весь наш лагерь пурга почти полностью сравняла с остальной тундрой, поэтому собирались очень долго. Да и какие это были сборы – на морозе влажная одежда быстро покрылась тонкой корочкой льда и при любом нашем движении громко хрустела. Замучились искать под снегом рюкзаки, а потом старательно выпиливали их ножовкой из плотного фирна. Также осторожно освобождали из снежного плена и палатку, ткань которой превратилась в натуральную обледенелую жесть. Сворачивали её очень аккуратно, иначе она могла просто переломиться. В итоге палатку удалось увязать в один огромнейший тюк, который мы не столько несли, сколько тащили по снегу.

Двигались медленно.

К Елецкому подошли ближе к вечеру, когда в сторону Сейды уходил местный поезд. Мы видели, как цепочка вагонов выехала со станции и начала набирать скорость перед мостом через реку Усу. Внезапно поезд резко остановился, локомотив начал подавать короткие отрывистые сигналы, а потом весь состав пополз задним ходом обратно на станцию.

Никто из нас ничего подобного раньше не видел, и в посёлок мы входили, теряясь в догадках. Но вскоре выяснилось, что даже по местным понятиям прошедшая пурга была действительно очень сильной. По радио регулярно говорили о порывах ветра до 35–40 м/с, и жители Елецкого нисколько не сомневались в том, что все мы замёрзли в первую же ночь.

Короче говоря, нас здесь уже похоронили, и даже успели сообщить в Воркуту о гибели восьми свердловских туристов.

А машинист, выехав со станции, заметил нашу группу на фоне снежной тундры и, позабыв про своё жесткое расписание, поспешил обратно с радостной вестью: все туристы живы! Рассказать об этом он мог только лично, ведь в эпоху паровозов никакой связи между машинистом и станцией ещё не было.

В Елецком мы расположились на хорошо знакомом вокзале, завесив небольшой зал ожидания своим промокшим снаряжением и тут же став местными героями. На нас приходили посмотреть, а те, кому повезло больше других, могли нас даже потрогать руками. Для населения посёлка мы стали настоящими пришельцами с того света.

Конечно, после отдыха и мелкого ремонта мы опять вышли на маршрут…

Позднее мне не раз удавалось послушать и другие рассказы Геннадия Птицына: о походах по горам Полярного Урала, вдоль побережья Карского моря и вокруг острова Вайгач. О том, как посереди тундры команда потеряла в пурге одного из своих друзей, и о том, как, двигаясь в сильную непогоду по холмам хребта Пай-Хой, лыжники время от времени полностью исчезали в складках рельефа, то погружаясь в густую пелену мощнейшей снежной позёмки, то «выныривая» из неё наверх. Ведь это только теперь все туристские методики, советы и рекомендации считаются классическими. Но возникали они вовсе не на пустом месте, а на основе походного опыта конкретных туристских групп, отважившихся первыми выйти в зимнюю тундру. Свою лепту в становление техники и тактики полярных путешествий внесла в 1960-х и команда Г.Птицына.

А ещё мне хорошо запомнилась увлекательная история о том, как Геннадию пришлось впервые в жизни управлять собачьей упряжкой. Тогда он не только сам сумел выбраться к людям, но и спас от верной гибели вдребезги пьяного ненца – хозяина собак.

Вдоволь наслушавшись этих завораживающих рассказов, в 1983 г. я и сам собрался в зимнюю тундру, о чём никогда потом не пожалел. Наверное, правильно говорят, что «северная болезнь» необычайно заразна и практически неизлечима. Ну и, конечно же, по опыту группы Птицына перед своим первым настоящим походом в Заполярье я устроил для себя тренировочный «тундровый ночлег» на открытом домашнем балконе.

Могу честно признаться: своими спортивными достижениями наша команда «Север» во многом обязана моему старшему товарищу и учителю Геннадию Птицыну. Очень горжусь тем, что бразды правления Свердловской городской МКК я принял в середине 1980-х из его рук.

Для меня это высокая честь.

И вот в последних числах минувшего 2015-го Геннадия не стало…

Памяти первопроходца отечественных полярных маршрутов и посвящаются эти строки. Друзья бережно хранят его прекрасные акварели, а его необыкновенно яркие рассказы продолжают самостоятельную жизнь. Наверное, именно поэтому я всегда отчётливо представляю себе ж.-д. состав, вползающий на станцию задним ходом…

Дмитрий Тиунов,

участник лыжных походов по Полярному Уралу, Вайгачу, Ямалу, Гыдану, Таймыру,

Земле Франца-Иосифа, Новой Земле, Северной Земле,

Центральной Арктике и Антарктиде,

Екатеринбург.

Акварели Геннадия Птицына.

Текст опубликован в газете "Вольный ветер" № 131.